Карина - Несколько дней в осенней тундре [СИ]
— Под левую лопатку. Я отвлеку его, а ты выстрелишь. Все будет хорошо, главное — не паникуй.
Я внимательно изучала лапы медведя, стараясь не смотреть ему в глаза. Страшно было смотреть в тупые и жестокие глаза дикого зверя, отличавшегося среди всех своим коварством. Медведь изучал наш ужин. Каша быстрого приготовления с тушенкой оставили его равнодушным. Я шарила взглядом по земле. Черт, где топор, где я его бросила! Медведь направился к нам. Я напряглась, расставила руки, прикидывая, куда надо ударить в первую очередь. Знать бы еще, куда надо бить наверняка. Ладно, война план покажет, будем бить куда дотянемся. Медведь начал медленно обходить нас, я медленно поворачивалась, левой рукой задвигая все время себе за спину Людмилу. Медведь подошел совсем близко.
— Мила, приготовься, — бросила я за спину.
— Я не смогу.
— Сможешь, соберись.
— Он убьет тебя.
— Я ему пасть порву, как Самсон. Ты главное до машины добеги. В случае чего, просто захлопнешь дверцу.
Рука с ножом закаменела от напряжения, а в голове крутилась совершенно идиотская
мысль, как я повернусь и поцелую ее в губы, когда эта зверюга свалит отсюда. Медведь поднял голову и начал активно к чему-то принюхиваться, потом развернулся и пошел от нас прочь, даже не оглядываясь. Я залюбовалась на его жирный зад, куцый хвостик и пушистые очесы задних лап, Людмила же тихо сползла по мне на землю. Я повернулась, присела, положила руку ей на плечо. Людмила, сначала тихо, потом все громче, принялась хохотать. Это была натуральная истерика. Я растерялась, не зная как ее утешить.
— Да ты посмотри, что у тебя в руках, — сквозь приступы хохота выдавила она.
В правой руке я продолжала сжимать нож. Консервный. Вот тут мне стало по-настоящему страшно. Я оцепенела в шоке и поэтому не сразу сообразила, что происходит. Людмила опрокинула меня на спину, навалилась на меня всем телом и, обхватив руками голову, яростно впилась губами в мой рот. Господи, что это был за поцелуй. Она буквально атаковала меня. А я в свою очередь вдруг заинтересовалась ее верхней губой. Не представляла, что это так восхитительно — мягкая, нежная верхняя губа. Но вовремя сработали предохранители… Я резко дернула головой.
— Ты потом будешь жалеть об этом, — прохрипела я и, втыкая каблуки в мох, попыталась уползти от нее. Отталкивая ее одной рукой, тыльной стороной другой руки я вытирала рот, стирая этот вкус, это ощущение поцелуя. Людмила ударила меня кулаком в грудь и закричала:
— Да отпусти же ты себя! Сними эти вериги, или доспехи! Кому все это нужно! Кому!
Она уже барабанила кулаками по мне, я пыталась ловить ее руки, потом схватила в
охапку и прижала к себе, лишив возможности двигаться.
— Я люблю тебя! Я люблю тебя! И не говори, что я не нравлюсь тебе! — прокричала она мне в лицо.
Я смотрела в эти холодные, темно-серые глаза и мне было бесконечно грустно.
— Мила, это стресс. Это пройдет. Потом ты пожалеешь об этом.
— И не смей так разговаривать со мной, не смей решать за меня!
Весь остаток дня мы молчали. В молчании проводили съемку, перебрасываясь сугубо
деловыми фразами, в молчании возвращались домой. В баню я с ней не пошли,
придумала себе массу дел на весь вечер. Людмила не дождавшись, а может быть и не
дожидаясь меня, вымылась одна. Сама я мылась уже в потемках, в практически холодной бане.
Мой вагон встретил меня светом керосиновой лампы и теплом растопленной печи. Все-таки она очень теплолюбивый человек, отметила я про себя. Людмила сидела у стола и разбирала свои записи. Поставив в угол черенок лопаты, который стащила у
мастеров, повесив на вешалке пакет с банными принадлежностями, я сняла куртку, скинула сапоги и прошлепала в кресло. Минут пять мы сидели в тишине. Решимость возникла спонтанно. Не успев осмыслить, что происходит, я скомандовала:
— Подойди ко мне! — потом, опомнившись, добавила, — Пожалуйста, подойди ко мне.
Людмила сначала повернула голову, посмотрела на меня долгим и внимательным взглядом, бросила карандаш на бумаги, поднялась и встала передо мной. Я села в кресле, не касаясь его спинки, глядя ей в глаза, притянула ее за свитер ближе к себе, вынудив сделать шаг, поставила между своих раздвинутых ног. Не отводя глаз, я спокойно и уверенно, словно знаю что делаю, задрала ее длинный свитер на животе и стала расстегивать ремень, потом пуговицу на поясе, потом молнию ее джинсов… Она стояла совершенно спокойно и молча наблюдала за моими действиями. Я остановилась.
— Забыла спросить, — голос почему-то был сиплым, я прокашлялась и продолжила,
мучительно подбирая слова, — Для тебя ведь не новость… то… что иногда происходит
между двумя женщинами?..
— Не новость, — спокойно ответила она, продолжая с холодной внимательностью смотреть на меня.
Я скользнула ладонями ей за пояс в эту тесноту трусиков и брюк. Продолжая скользить по бедрам дальше, я спустила с нее брюки вместе с нижним бельем. Я не представляла, что столько чувств можно испытывать, просто скользя ладонью то теплой бархатистой коже. Людмила положила мне руки на плечи, когда я снимала с нее кроссовки и высвобождала ее ноги из штанин окончательно. Не отрывая рук от ее тела, я медленно двинулась наверх. Узкие, лодыжки, твердые мышцы голени, бёдра. Здесь я решила задержаться подольше, потом нерешительно скользнула на ее ягодицы. Я уже была ни в чем не уверенна, боялась поднять голову и посмотреть в эти холодные внимательные глаза. Но и остановиться я не могла, руки сами мяли эти упругие мышцы, и в душе разливалась какое-то ликование. Поглощенная переживанием этих новых для себя ощущений я пропустила момент, когда ее руки начали сжимать мои плечи все сильнее и сильнее. Я подняла голову. От холодности и рассудочности в ее лице не осталось и следа. Расширившиеся зрачки, закушенная нижняя губа. По-прежнему, не отрывая ладоней, я поднялась выше, забираясь дальше под свитер.
— Значит не новость, — пробормотала я, — на что же мне надеяться, чем удивить тебя?
— Не надо удивлять… Просто люби меня… Будь моею.
— Так, еще не начали, а уже мелкособственнические интересы прорезаются, — я молола чепуху, поднимая одежду и целуя ее в живот.
Одним движение Людмила сняла с себя свитер и футболку, и принялась расстегивать
рубашку на мне.
— Э нет, — я остановила ее руки, — вот это потом.
Я поднялась, подхватив ее за бедра сзади, подсадила на себя. Она обняла меня за шею, обвила ногами. Смешно потыкавшись носами, мы слились в долгом нежном поцелуе. Она была очень легкой, или я была в этот вечер очень сильной… В несколько шагов я донесла ее до кровати и постаралась как можно аккуратнее опустить в постель.
